(1)  Лина уже пол­ме­ся­ца жила в Москве. (2)  Гне­ту­щие и без­ра­дост­ные со­бы­тия в её жизни от­да­ва­лись по­сто­ян­ной болью в серд­це, окра­си­ли мрач­ны­ми то­на­ми всё её су­ще­ство­ва­ние.

(3)  За­быть­ся было не­воз­мож­но.

(4)  Она хо­ди­ла в те­ат­ры, и там почти в каж­дой опере, в каж­дом ба­ле­те была жиз­нен­ная драма. (5)  Мир вечно раз­делён на два по­лю­са: жизнь и смерть. (6)  В эти по­ня­тия, между этими по­лю­са­ми в два ко­рот­ких слова вме­ща­лось всё.

(7)  В Тре­тья­ков­ке почти на по­ло­ви­не кар­тин изоб­ра­жа­лось что-⁠то груст­ное.

(8)  Од­на­ж­ды Лина пошла в зоо­парк. (9)  Но и тут ей не по­нра­ви­лось: жалко было по­про­ша­ек мед­ве­дей, зады у ко­то­рых были вы­тер­ты и голы от­то­го, что они часто на потеxy людям уса­жи­ва­лись и «слу­жи­ли» за кон­фет­ку, за кусок булки. (10)  Жалко сон­ных, по­лу­об­лез­лых хищ­ни­ков: они были со­всем-⁠со­всем не­страш­ны  — эти за­са­жен­ные в клет­ку клы­ка­стые звери.

(11)  Она ушла из зоо­пар­ка, по­бро­ди­ла по ули­цам, села на ска­мей­ку от­дох­нуть и стала огля­ды­вать­ся.

(12)  Гло­бус. (13)  Синий гло­бус, в жёлтом бле­стя­щем об­ру­че, карты неба, трас­сы спут­ни­ков. (14)  Лина до­га­да­лась: она по­па­ла в огра­ду Пла­не­та­рия.

(15)  «Пла­не­та­рий так Пла­не­та­рий, всё равно»,  — по­ду­ма­ла она и пошла вовнутрь зда­ния, ку­пи­ла билет. (16)  Экс­кур­со­во­ды рас­ска­зы­ва­ли о ме­тео­ри­тах, о смене дня и ночи, времён года на Земле, ре­бя­тиш­ки гла­зе­ли на ма­ке­ты спут­ни­ков и на ра­ке­ту. (17)  Вдоль кар­ни­зов тя­ну­лись изоб­ра­же­ния звёзд. (18)  Лина пошла на­верх и очу­ти­лась в ку­по­ле Пла­не­та­рия.

(19)  До­едая мо­ро­же­ное и по­ти­хонь­ку бро­сая бу­маж­ки под си­де­нья, люди ждали лек­ции.

(20)  Погас свет, и за­зву­чал голос лек­то­ра. (21)  Он рас­ска­зы­вал о Все­лен­ной. (22)  На небе Пла­не­та­рия по­яви­лись ки­но­кад­ры: пред­став­ле­ние древ­них людей о стро­е­нии мира, порт­ре­ты Га­ли­лея, Джор­да­но Бруно.

(23)  А по небу Пла­не­та­рия ле­те­ло не­бес­ное све­ти­ло  — солн­це. (24)  Солн­це, да­ю­щее всему жизнь. (25)  Оно про­хо­ди­ло по иг­ру­шеч­но­му небу, над иг­ру­шеч­ной Моск­вой, и само солн­це было иг­ру­шеч­ным.

(26)  И вдруг купол над ней зацвёл звёздами, и от­ку­да-⁠то с высот, на­рас­тая, ши­рясь и креп­чая, по­ли­лась му­зы­ка.

(27)  Лина слы­ша­ла эту му­зы­ку не раз. (28)  Она даже знала, что это му­зы­ка Чай­ков­ско­го, и на мгно­ве­ние уви­де­ла ска­зоч­ных ле­бе­дей и тёмную силу, под­сте­ре­га­ю­щую их. (29)  Нет, не для уми­ра­ю­щих ле­бе­дей была на­пи­са­на эта му­зы­ка. (30)  Му­зы­ка звёзд, му­зы­ка веч­ной жизни, она, как свет, воз­ник­ла где-⁠то в глу­би­нах ми­ро­зда­ния и ле­те­ла сюда, к Лине, долго-⁠долго ле­те­ла, может, доль­ше, чем звёздный свет.

(31)  Звёзды сияли, звёзды лу­чи­лись, бес­чис­лен­ные, вечно живые. (32)  Му­зы­ка на­би­ра­ла силу, му­зы­ка ши­ри­лась и взле­та­ла к небу всё выше, выше. (33)  Рождённый под этими звёздами че­ло­век по­сы­лал небу свой при­вет, сла­вил веч­ную жизнь и всё живое на Земле.

(34)  Му­зы­ка слов­но раз­ли­лась по всему небу, она до­стиг­ла самой далёкой звез­ды и гря­ну­ла на весь не­объ­ят­ный под­не­бес­ный мир.

(35)  Лине хо­те­лось вско­чить и крик­нуть:

—  (36)  Люди, звёзды, небо, я люблю вас!

(37)  Вски­нув руки, она при­под­ня­лась с си­де­нья и устре­ми­лась ввысь, по­вто­ряя за­кли­на­ние:

—  (38)  Жить! (39)  Жить!

* Аста­фьев Вик­тор Пет­ро­вич (1924–2001)  — рус­ский со­вет­ский пи­са­тель, автор ши­ро­ко из­вест­ных ро­ма­нов, по­ве­стей, рас­ска­зов.

(1)  Лина уже пол­ме­ся­ца жила в Москве. (2)  Гне­ту­щие и без­ра­дост­ные со­бы­тия в её жизни от­да­ва­лись по­сто­ян­ной болью в серд­це, окра­си­ли мрач­ны­ми то­на­ми всё её су­ще­ство­ва­ние.

(3)  За­быть­ся было не­воз­мож­но.

(4)  Она хо­ди­ла в те­ат­ры, и там почти в каж­дой опере, в каж­дом ба­ле­те была жиз­нен­ная драма. (5)  Мир вечно раз­делён на два по­лю­са: жизнь и смерть. (6)  В эти по­ня­тия, между этими по­лю­са­ми в два ко­рот­ких слова вме­ща­лось всё.

(7)  В Тре­тья­ков­ке почти на по­ло­ви­не кар­тин изоб­ра­жа­лось что-⁠то груст­ное.

(8)  Од­на­ж­ды Лина пошла в зоо­парк. (9)  Но и тут ей не по­нра­ви­лось: жалко было по­про­ша­ек мед­ве­дей, зады у ко­то­рых были вы­тер­ты и голы от­то­го, что они часто на потеxy людям уса­жи­ва­лись и «слу­жи­ли» за кон­фет­ку, за кусок булки. (10)  Жалко сон­ных, по­лу­об­лез­лых хищ­ни­ков: они были со­всем-⁠со­всем не­страш­ны  — эти за­са­жен­ные в клет­ку клы­ка­стые звери.

(11)  Она ушла из зоо­пар­ка, по­бро­ди­ла по ули­цам, села на ска­мей­ку от­дох­нуть и стала огля­ды­вать­ся.

(12)  Гло­бус. (13)  Синий гло­бус, в жёлтом бле­стя­щем об­ру­че, карты неба, трас­сы спут­ни­ков. (14)  Лина до­га­да­лась: она по­па­ла в огра­ду Пла­не­та­рия.

(15)  «Пла­не­та­рий так Пла­не­та­рий, всё равно»,  — по­ду­ма­ла она и пошла вовнутрь зда­ния, ку­пи­ла билет. (16)  Экс­кур­со­во­ды рас­ска­зы­ва­ли о ме­тео­ри­тах, о смене дня и ночи, времён года на Земле, ре­бя­тиш­ки гла­зе­ли на ма­ке­ты спут­ни­ков и на ра­ке­ту. (17)  Вдоль кар­ни­зов тя­ну­лись изоб­ра­же­ния звёзд. (18)  Лина пошла на­верх и очу­ти­лась в ку­по­ле Пла­не­та­рия.

(19)  До­едая мо­ро­же­ное и по­ти­хонь­ку бро­сая бу­маж­ки под си­де­нья, люди ждали лек­ции.

(20)  Погас свет, и за­зву­чал голос лек­то­ра. (21)  Он рас­ска­зы­вал о Все­лен­ной. (22)  На небе Пла­не­та­рия по­яви­лись ки­но­кад­ры: пред­став­ле­ние древ­них людей о стро­е­нии мира, порт­ре­ты Га­ли­лея, Джор­да­но Бруно.

(23)  А по небу Пла­не­та­рия ле­те­ло не­бес­ное све­ти­ло  — солн­це. (24)  Солн­це, да­ю­щее всему жизнь. (25)  Оно про­хо­ди­ло по иг­ру­шеч­но­му небу, над иг­ру­шеч­ной Моск­вой, и само солн­це было иг­ру­шеч­ным.

(26)  И вдруг купол над ней зацвёл звёздами, и от­ку­да-⁠то с высот, на­рас­тая, ши­рясь и креп­чая, по­ли­лась му­зы­ка.

(27)  Лина слы­ша­ла эту му­зы­ку не раз. (28)  Она даже знала, что это му­зы­ка Чай­ков­ско­го, и на мгно­ве­ние уви­де­ла ска­зоч­ных ле­бе­дей и тёмную силу, под­сте­ре­га­ю­щую их. (29)  Нет, не для уми­ра­ю­щих ле­бе­дей была на­пи­са­на эта му­зы­ка. (30)  Му­зы­ка звёзд, му­зы­ка веч­ной жизни, она, как свет, воз­ник­ла где-⁠то в глу­би­нах ми­ро­зда­ния и ле­те­ла сюда, к Лине, долго-⁠долго ле­те­ла, может, доль­ше, чем звёздный свет.

(31)  Звёзды сияли, звёзды лу­чи­лись, бес­чис­лен­ные, вечно живые. (32)  Му­зы­ка на­би­ра­ла силу, му­зы­ка ши­ри­лась и взле­та­ла к небу всё выше, выше. (33)  Рождённый под этими звёздами че­ло­век по­сы­лал небу свой при­вет, сла­вил веч­ную жизнь и всё живое на Земле.

(34)  Му­зы­ка слов­но раз­ли­лась по всему небу, она до­стиг­ла самой далёкой звез­ды и гря­ну­ла на весь не­объ­ят­ный под­не­бес­ный мир.

(35)  Лине хо­те­лось вско­чить и крик­нуть:

—  (36)  Люди, звёзды, небо, я люблю вас!

(37)  Вски­нув руки, она при­под­ня­лась с си­де­нья и устре­ми­лась ввысь, по­вто­ряя за­кли­на­ние:

—  (38)  Жить! (39)  Жить!

* Аста­фьев Вик­тор Пет­ро­вич (1924–2001)  — рус­ский со­вет­ский пи­са­тель, автор ши­ро­ко из­вест­ных ро­ма­нов, по­ве­стей, рас­ска­зов.

(1)  Лина уже пол­ме­ся­ца жила в Москве. (2)  Гне­ту­щие и без­ра­дост­ные со­бы­тия в её жизни от­да­ва­лись по­сто­ян­ной болью в серд­це, окра­си­ли мрач­ны­ми то­на­ми всё её су­ще­ство­ва­ние.

(3)  За­быть­ся было не­воз­мож­но.

(4)  Она хо­ди­ла в те­ат­ры, и там почти в каж­дой опере, в каж­дом ба­ле­те была жиз­нен­ная драма. (5)  Мир вечно раз­делён на два по­лю­са: жизнь и смерть. (6)  В эти по­ня­тия, между этими по­лю­са­ми в два ко­рот­ких слова вме­ща­лось всё.

(7)  В Тре­тья­ков­ке почти на по­ло­ви­не кар­тин изоб­ра­жа­лось что-⁠то груст­ное.

(8)  Од­на­ж­ды Лина пошла в зоо­парк. (9)  Но и тут ей не по­нра­ви­лось: жалко было по­про­ша­ек мед­ве­дей, зады у ко­то­рых были вы­тер­ты и голы от­то­го, что они часто на потеxy людям уса­жи­ва­лись и «слу­жи­ли» за кон­фет­ку, за кусок булки. (10)  Жалко сон­ных, по­лу­об­лез­лых хищ­ни­ков: они были со­всем-⁠со­всем не­страш­ны  — эти за­са­жен­ные в клет­ку клы­ка­стые звери.

(11)  Она ушла из зоо­пар­ка, по­бро­ди­ла по ули­цам, села на ска­мей­ку от­дох­нуть и стала огля­ды­вать­ся.

(12)  Гло­бус. (13)  Синий гло­бус, в жёлтом бле­стя­щем об­ру­че, карты неба, трас­сы спут­ни­ков. (14)  Лина до­га­да­лась: она по­па­ла в огра­ду Пла­не­та­рия.

(15)  «Пла­не­та­рий так Пла­не­та­рий, всё равно»,  — по­ду­ма­ла она и пошла вовнутрь зда­ния, ку­пи­ла билет. (16)  Экс­кур­со­во­ды рас­ска­зы­ва­ли о ме­тео­ри­тах, о смене дня и ночи, времён года на Земле, ре­бя­тиш­ки гла­зе­ли на ма­ке­ты спут­ни­ков и на ра­ке­ту. (17)  Вдоль кар­ни­зов тя­ну­лись изоб­ра­же­ния звёзд. (18)  Лина пошла на­верх и очу­ти­лась в ку­по­ле Пла­не­та­рия.

(19)  До­едая мо­ро­же­ное и по­ти­хонь­ку бро­сая бу­маж­ки под си­де­нья, люди ждали лек­ции.

(20)  Погас свет, и за­зву­чал голос лек­то­ра. (21)  Он рас­ска­зы­вал о Все­лен­ной. (22)  На небе Пла­не­та­рия по­яви­лись ки­но­кад­ры: пред­став­ле­ние древ­них людей о стро­е­нии мира, порт­ре­ты Га­ли­лея, Джор­да­но Бруно.

(23)  А по небу Пла­не­та­рия ле­те­ло не­бес­ное све­ти­ло  — солн­це. (24)  Солн­це, да­ю­щее всему жизнь. (25)  Оно про­хо­ди­ло по иг­ру­шеч­но­му небу, над иг­ру­шеч­ной Моск­вой, и само солн­це было иг­ру­шеч­ным.

(26)  И вдруг купол над ней зацвёл звёздами, и от­ку­да-⁠то с высот, на­рас­тая, ши­рясь и креп­чая, по­ли­лась му­зы­ка.

(27)  Лина слы­ша­ла эту му­зы­ку не раз. (28)  Она даже знала, что это му­зы­ка Чай­ков­ско­го, и на мгно­ве­ние уви­де­ла ска­зоч­ных ле­бе­дей и тёмную силу, под­сте­ре­га­ю­щую их. (29)  Нет, не для уми­ра­ю­щих ле­бе­дей была на­пи­са­на эта му­зы­ка. (30)  Му­зы­ка звёзд, му­зы­ка веч­ной жизни, она, как свет, воз­ник­ла где-⁠то в глу­би­нах ми­ро­зда­ния и ле­те­ла сюда, к Лине, долго-⁠долго ле­те­ла, может, доль­ше, чем звёздный свет.

(31)  Звёзды сияли, звёзды лу­чи­лись, бес­чис­лен­ные, вечно живые. (32)  Му­зы­ка на­би­ра­ла силу, му­зы­ка ши­ри­лась и взле­та­ла к небу всё выше, выше. (33)  Рождённый под этими звёздами че­ло­век по­сы­лал небу свой при­вет, сла­вил веч­ную жизнь и всё живое на Земле.

(34)  Му­зы­ка слов­но раз­ли­лась по всему небу, она до­стиг­ла самой далёкой звез­ды и гря­ну­ла на весь не­объ­ят­ный под­не­бес­ный мир.

(35)  Лине хо­те­лось вско­чить и крик­нуть:

—  (36)  Люди, звёзды, небо, я люблю вас!

(37)  Вски­нув руки, она при­под­ня­лась с си­де­нья и устре­ми­лась ввысь, по­вто­ряя за­кли­на­ние:

—  (38)  Жить! (39)  Жить!

* Аста­фьев Вик­тор Пет­ро­вич (1924–2001)  — рус­ский со­вет­ский пи­са­тель, автор ши­ро­ко из­вест­ных ро­ма­нов, по­ве­стей, рас­ска­зов.

(1)  Лина уже пол­ме­ся­ца жила в Москве. (2)  Гне­ту­щие и без­ра­дост­ные со­бы­тия в её жизни от­да­ва­лись по­сто­ян­ной болью в серд­це, окра­си­ли мрач­ны­ми то­на­ми всё её су­ще­ство­ва­ние.

(3)  За­быть­ся было не­воз­мож­но.

(4)  Она хо­ди­ла в те­ат­ры, и там почти в каж­дой опере, в каж­дом ба­ле­те была жиз­нен­ная драма. (5)  Мир вечно раз­делён на два по­лю­са: жизнь и смерть. (6)  В эти по­ня­тия, между этими по­лю­са­ми в два ко­рот­ких слова вме­ща­лось всё.

(7)  В Тре­тья­ков­ке почти на по­ло­ви­не кар­тин изоб­ра­жа­лось что-⁠то груст­ное.

(8)  Од­на­ж­ды Лина пошла в зоо­парк. (9)  Но и тут ей не по­нра­ви­лось: жалко было по­про­ша­ек мед­ве­дей, зады у ко­то­рых были вы­тер­ты и голы от­то­го, что они часто на потеxy людям уса­жи­ва­лись и «слу­жи­ли» за кон­фет­ку, за кусок булки. (10)  Жалко сон­ных, по­лу­об­лез­лых хищ­ни­ков: они были со­всем-⁠со­всем не­страш­ны  — эти за­са­жен­ные в клет­ку клы­ка­стые звери.

(11)  Она ушла из зоо­пар­ка, по­бро­ди­ла по ули­цам, села на ска­мей­ку от­дох­нуть и стала огля­ды­вать­ся.

(12)  Гло­бус. (13)  Синий гло­бус, в жёлтом бле­стя­щем об­ру­че, карты неба, трас­сы спут­ни­ков. (14)  Лина до­га­да­лась: она по­па­ла в огра­ду Пла­не­та­рия.

(15)  «Пла­не­та­рий так Пла­не­та­рий, всё равно»,  — по­ду­ма­ла она и пошла вовнутрь зда­ния, ку­пи­ла билет. (16)  Экс­кур­со­во­ды рас­ска­зы­ва­ли о ме­тео­ри­тах, о смене дня и ночи, времён года на Земле, ре­бя­тиш­ки гла­зе­ли на ма­ке­ты спут­ни­ков и на ра­ке­ту. (17)  Вдоль кар­ни­зов тя­ну­лись изоб­ра­же­ния звёзд. (18)  Лина пошла на­верх и очу­ти­лась в ку­по­ле Пла­не­та­рия.

(19)  До­едая мо­ро­же­ное и по­ти­хонь­ку бро­сая бу­маж­ки под си­де­нья, люди ждали лек­ции.

(20)  Погас свет, и за­зву­чал голос лек­то­ра. (21)  Он рас­ска­зы­вал о Все­лен­ной. (22)  На небе Пла­не­та­рия по­яви­лись ки­но­кад­ры: пред­став­ле­ние древ­них людей о стро­е­нии мира, порт­ре­ты Га­ли­лея, Джор­да­но Бруно.

(23)  А по небу Пла­не­та­рия ле­те­ло не­бес­ное све­ти­ло  — солн­це. (24)  Солн­це, да­ю­щее всему жизнь. (25)  Оно про­хо­ди­ло по иг­ру­шеч­но­му небу, над иг­ру­шеч­ной Моск­вой, и само солн­це было иг­ру­шеч­ным.

(26)  И вдруг купол над ней зацвёл звёздами, и от­ку­да-⁠то с высот, на­рас­тая, ши­рясь и креп­чая, по­ли­лась му­зы­ка.

(27)  Лина слы­ша­ла эту му­зы­ку не раз. (28)  Она даже знала, что это му­зы­ка Чай­ков­ско­го, и на мгно­ве­ние уви­де­ла ска­зоч­ных ле­бе­дей и тёмную силу, под­сте­ре­га­ю­щую их. (29)  Нет, не для уми­ра­ю­щих ле­бе­дей была на­пи­са­на эта му­зы­ка. (30)  Му­зы­ка звёзд, му­зы­ка веч­ной жизни, она, как свет, воз­ник­ла где-⁠то в глу­би­нах ми­ро­зда­ния и ле­те­ла сюда, к Лине, долго-⁠долго ле­те­ла, может, доль­ше, чем звёздный свет.

(31)  Звёзды сияли, звёзды лу­чи­лись, бес­чис­лен­ные, вечно живые. (32)  Му­зы­ка на­би­ра­ла силу, му­зы­ка ши­ри­лась и взле­та­ла к небу всё выше, выше. (33)  Рождённый под этими звёздами че­ло­век по­сы­лал небу свой при­вет, сла­вил веч­ную жизнь и всё живое на Земле.

(34)  Му­зы­ка слов­но раз­ли­лась по всему небу, она до­стиг­ла самой далёкой звез­ды и гря­ну­ла на весь не­объ­ят­ный под­не­бес­ный мир.

(35)  Лине хо­те­лось вско­чить и крик­нуть:

—  (36)  Люди, звёзды, небо, я люблю вас!

(37)  Вски­нув руки, она при­под­ня­лась с си­де­нья и устре­ми­лась ввысь, по­вто­ряя за­кли­на­ние:

—  (38)  Жить! (39)  Жить!

* Аста­фьев Вик­тор Пет­ро­вич (1924–2001)  — рус­ский со­вет­ский пи­са­тель, автор ши­ро­ко из­вест­ных ро­ма­нов, по­ве­стей, рас­ска­зов.

(1)  Лина уже пол­ме­ся­ца жила в Москве. (2)  Гне­ту­щие и без­ра­дост­ные со­бы­тия в её жизни от­да­ва­лись по­сто­ян­ной болью в серд­це, окра­си­ли мрач­ны­ми то­на­ми всё её су­ще­ство­ва­ние.

(3)  За­быть­ся было не­воз­мож­но.

(4)  Она хо­ди­ла в те­ат­ры, и там почти в каж­дой опере, в каж­дом ба­ле­те была жиз­нен­ная драма. (5)  Мир вечно раз­делён на два по­лю­са: жизнь и смерть. (6)  В эти по­ня­тия, между этими по­лю­са­ми в два ко­рот­ких слова вме­ща­лось всё.

(7)  В Тре­тья­ков­ке почти на по­ло­ви­не кар­тин изоб­ра­жа­лось что-⁠то груст­ное.

(8)  Од­на­ж­ды Лина пошла в зоо­парк. (9)  Но и тут ей не по­нра­ви­лось: жалко было по­про­ша­ек мед­ве­дей, зады у ко­то­рых были вы­тер­ты и голы от­то­го, что они часто на потеxy людям уса­жи­ва­лись и «слу­жи­ли» за кон­фет­ку, за кусок булки. (10)  Жалко сон­ных, по­лу­об­лез­лых хищ­ни­ков: они были со­всем-⁠со­всем не­страш­ны  — эти за­са­жен­ные в клет­ку клы­ка­стые звери.

(11)  Она ушла из зоо­пар­ка, по­бро­ди­ла по ули­цам, села на ска­мей­ку от­дох­нуть и стала огля­ды­вать­ся.

(12)  Гло­бус. (13)  Синий гло­бус, в жёлтом бле­стя­щем об­ру­че, карты неба, трас­сы спут­ни­ков. (14)  Лина до­га­да­лась: она по­па­ла в огра­ду Пла­не­та­рия.

(15)  «Пла­не­та­рий так Пла­не­та­рий, всё равно»,  — по­ду­ма­ла она и пошла вовнутрь зда­ния, ку­пи­ла билет. (16)  Экс­кур­со­во­ды рас­ска­зы­ва­ли о ме­тео­ри­тах, о смене дня и ночи, времён года на Земле, ре­бя­тиш­ки гла­зе­ли на ма­ке­ты спут­ни­ков и на ра­ке­ту. (17)  Вдоль кар­ни­зов тя­ну­лись изоб­ра­же­ния звёзд. (18)  Лина пошла на­верх и очу­ти­лась в ку­по­ле Пла­не­та­рия.

(19)  До­едая мо­ро­же­ное и по­ти­хонь­ку бро­сая бу­маж­ки под си­де­нья, люди ждали лек­ции.

(20)  Погас свет, и за­зву­чал голос лек­то­ра. (21)  Он рас­ска­зы­вал о Все­лен­ной. (22)  На небе Пла­не­та­рия по­яви­лись ки­но­кад­ры: пред­став­ле­ние древ­них людей о стро­е­нии мира, порт­ре­ты Га­ли­лея, Джор­да­но Бруно.

(23)  А по небу Пла­не­та­рия ле­те­ло не­бес­ное све­ти­ло  — солн­це. (24)  Солн­це, да­ю­щее всему жизнь. (25)  Оно про­хо­ди­ло по иг­ру­шеч­но­му небу, над иг­ру­шеч­ной Моск­вой, и само солн­це было иг­ру­шеч­ным.

(26)  И вдруг купол над ней зацвёл звёздами, и от­ку­да-⁠то с высот, на­рас­тая, ши­рясь и креп­чая, по­ли­лась му­зы­ка.

(27)  Лина слы­ша­ла эту му­зы­ку не раз. (28)  Она даже знала, что это му­зы­ка Чай­ков­ско­го, и на мгно­ве­ние уви­де­ла ска­зоч­ных ле­бе­дей и тёмную силу, под­сте­ре­га­ю­щую их. (29)  Нет, не для уми­ра­ю­щих ле­бе­дей была на­пи­са­на эта му­зы­ка. (30)  Му­зы­ка звёзд, му­зы­ка веч­ной жизни, она, как свет, воз­ник­ла где-⁠то в глу­би­нах ми­ро­зда­ния и ле­те­ла сюда, к Лине, долго-⁠долго ле­те­ла, может, доль­ше, чем звёздный свет.

(31)  Звёзды сияли, звёзды лу­чи­лись, бес­чис­лен­ные, вечно живые. (32)  Му­зы­ка на­би­ра­ла силу, му­зы­ка ши­ри­лась и взле­та­ла к небу всё выше, выше. (33)  Рождённый под этими звёздами че­ло­век по­сы­лал небу свой при­вет, сла­вил веч­ную жизнь и всё живое на Земле.

(34)  Му­зы­ка слов­но раз­ли­лась по всему небу, она до­стиг­ла самой далёкой звез­ды и гря­ну­ла на весь не­объ­ят­ный под­не­бес­ный мир.

(35)  Лине хо­те­лось вско­чить и крик­нуть:

—  (36)  Люди, звёзды, небо, я люблю вас!

(37)  Вски­нув руки, она при­под­ня­лась с си­де­нья и устре­ми­лась ввысь, по­вто­ряя за­кли­на­ние:

—  (38)  Жить! (39)  Жить!

* Аста­фьев Вик­тор Пет­ро­вич (1924–2001)  — рус­ский со­вет­ский пи­са­тель, автор ши­ро­ко из­вест­ных ро­ма­нов, по­ве­стей, рас­ска­зов.

(1)  Лина уже пол­ме­ся­ца жила в Москве. (2)  Гне­ту­щие и без­ра­дост­ные со­бы­тия в её жизни от­да­ва­лись по­сто­ян­ной болью в серд­це, окра­си­ли мрач­ны­ми то­на­ми всё её су­ще­ство­ва­ние.

(3)  За­быть­ся было не­воз­мож­но.

(4)  Она хо­ди­ла в те­ат­ры, и там почти в каж­дой опере, в каж­дом ба­ле­те была жиз­нен­ная драма. (5)  Мир вечно раз­делён на два по­лю­са: жизнь и смерть. (6)  В эти по­ня­тия, между этими по­лю­са­ми в два ко­рот­ких слова вме­ща­лось всё.

(7)  В Тре­тья­ков­ке почти на по­ло­ви­не кар­тин изоб­ра­жа­лось что-⁠то груст­ное.

(8)  Од­на­ж­ды Лина пошла в зоо­парк. (9)  Но и тут ей не по­нра­ви­лось: жалко было по­про­ша­ек мед­ве­дей, зады у ко­то­рых были вы­тер­ты и голы от­то­го, что они часто на потеxy людям уса­жи­ва­лись и «слу­жи­ли» за кон­фет­ку, за кусок булки. (10)  Жалко сон­ных, по­лу­об­лез­лых хищ­ни­ков: они были со­всем-⁠со­всем не­страш­ны  — эти за­са­жен­ные в клет­ку клы­ка­стые звери.

(11)  Она ушла из зоо­пар­ка, по­бро­ди­ла по ули­цам, села на ска­мей­ку от­дох­нуть и стала огля­ды­вать­ся.

(12)  Гло­бус. (13)  Синий гло­бус, в жёлтом бле­стя­щем об­ру­че, карты неба, трас­сы спут­ни­ков. (14)  Лина до­га­да­лась: она по­па­ла в огра­ду Пла­не­та­рия.

(15)  «Пла­не­та­рий так Пла­не­та­рий, всё равно»,  — по­ду­ма­ла она и пошла вовнутрь зда­ния, ку­пи­ла билет. (16)  Экс­кур­со­во­ды рас­ска­зы­ва­ли о ме­тео­ри­тах, о смене дня и ночи, времён года на Земле, ре­бя­тиш­ки гла­зе­ли на ма­ке­ты спут­ни­ков и на ра­ке­ту. (17)  Вдоль кар­ни­зов тя­ну­лись изоб­ра­же­ния звёзд. (18)  Лина пошла на­верх и очу­ти­лась в ку­по­ле Пла­не­та­рия.

(19)  До­едая мо­ро­же­ное и по­ти­хонь­ку бро­сая бу­маж­ки под си­де­нья, люди ждали лек­ции.

(20)  Погас свет, и за­зву­чал голос лек­то­ра. (21)  Он рас­ска­зы­вал о Все­лен­ной. (22)  На небе Пла­не­та­рия по­яви­лись ки­но­кад­ры: пред­став­ле­ние древ­них людей о стро­е­нии мира, порт­ре­ты Га­ли­лея, Джор­да­но Бруно.

(23)  А по небу Пла­не­та­рия ле­те­ло не­бес­ное све­ти­ло  — солн­це. (24)  Солн­це, да­ю­щее всему жизнь. (25)  Оно про­хо­ди­ло по иг­ру­шеч­но­му небу, над иг­ру­шеч­ной Моск­вой, и само солн­це было иг­ру­шеч­ным.

(26)  И вдруг купол над ней зацвёл звёздами, и от­ку­да-⁠то с высот, на­рас­тая, ши­рясь и креп­чая, по­ли­лась му­зы­ка.

(27)  Лина слы­ша­ла эту му­зы­ку не раз. (28)  Она даже знала, что это му­зы­ка Чай­ков­ско­го, и на мгно­ве­ние уви­де­ла ска­зоч­ных ле­бе­дей и тёмную силу, под­сте­ре­га­ю­щую их. (29)  Нет, не для уми­ра­ю­щих ле­бе­дей была на­пи­са­на эта му­зы­ка. (30)  Му­зы­ка звёзд, му­зы­ка веч­ной жизни, она, как свет, воз­ник­ла где-⁠то в глу­би­нах ми­ро­зда­ния и ле­те­ла сюда, к Лине, долго-⁠долго ле­те­ла, может, доль­ше, чем звёздный свет.

(31)  Звёзды сияли, звёзды лу­чи­лись, бес­чис­лен­ные, вечно живые. (32)  Му­зы­ка на­би­ра­ла силу, му­зы­ка ши­ри­лась и взле­та­ла к небу всё выше, выше. (33)  Рождённый под этими звёздами че­ло­век по­сы­лал небу свой при­вет, сла­вил веч­ную жизнь и всё живое на Земле.

(34)  Му­зы­ка слов­но раз­ли­лась по всему небу, она до­стиг­ла самой далёкой звез­ды и гря­ну­ла на весь не­объ­ят­ный под­не­бес­ный мир.

(35)  Лине хо­те­лось вско­чить и крик­нуть:

—  (36)  Люди, звёзды, небо, я люблю вас!

(37)  Вски­нув руки, она при­под­ня­лась с си­де­нья и устре­ми­лась ввысь, по­вто­ряя за­кли­на­ние:

—  (38)  Жить! (39)  Жить!

* Аста­фьев Вик­тор Пет­ро­вич (1924–2001)  — рус­ский со­вет­ский пи­са­тель, автор ши­ро­ко из­вест­ных ро­ма­нов, по­ве­стей, рас­ска­зов.

(1)  Лина уже пол­ме­ся­ца жила в Москве. (2)  Гне­ту­щие и без­ра­дост­ные со­бы­тия в её жизни от­да­ва­лись по­сто­ян­ной болью в серд­це, окра­си­ли мрач­ны­ми то­на­ми всё её су­ще­ство­ва­ние.

(3)  За­быть­ся было не­воз­мож­но.

(4)  Она хо­ди­ла в те­ат­ры, и там почти в каж­дой опере, в каж­дом ба­ле­те была жиз­нен­ная драма. (5)  Мир вечно раз­делён на два по­лю­са: жизнь и смерть. (6)  В эти по­ня­тия, между этими по­лю­са­ми в два ко­рот­ких слова вме­ща­лось всё.

(7)  В Тре­тья­ков­ке почти на по­ло­ви­не кар­тин изоб­ра­жа­лось что-⁠то груст­ное.

(8)  Од­на­ж­ды Лина пошла в зоо­парк. (9)  Но и тут ей не по­нра­ви­лось: жалко было по­про­ша­ек мед­ве­дей, зады у ко­то­рых были вы­тер­ты и голы от­то­го, что они часто на потеxy людям уса­жи­ва­лись и «слу­жи­ли» за кон­фет­ку, за кусок булки. (10)  Жалко сон­ных, по­лу­об­лез­лых хищ­ни­ков: они были со­всем-⁠со­всем не­страш­ны  — эти за­са­жен­ные в клет­ку клы­ка­стые звери.

(11)  Она ушла из зоо­пар­ка, по­бро­ди­ла по ули­цам, села на ска­мей­ку от­дох­нуть и стала огля­ды­вать­ся.

(12)  Гло­бус. (13)  Синий гло­бус, в жёлтом бле­стя­щем об­ру­че, карты неба, трас­сы спут­ни­ков. (14)  Лина до­га­да­лась: она по­па­ла в огра­ду Пла­не­та­рия.

(15)  «Пла­не­та­рий так Пла­не­та­рий, всё равно»,  — по­ду­ма­ла она и пошла вовнутрь зда­ния, ку­пи­ла билет. (16)  Экс­кур­со­во­ды рас­ска­зы­ва­ли о ме­тео­ри­тах, о смене дня и ночи, времён года на Земле, ре­бя­тиш­ки гла­зе­ли на ма­ке­ты спут­ни­ков и на ра­ке­ту. (17)  Вдоль кар­ни­зов тя­ну­лись изоб­ра­же­ния звёзд. (18)  Лина пошла на­верх и очу­ти­лась в ку­по­ле Пла­не­та­рия.

(19)  До­едая мо­ро­же­ное и по­ти­хонь­ку бро­сая бу­маж­ки под си­де­нья, люди ждали лек­ции.

(20)  Погас свет, и за­зву­чал голос лек­то­ра. (21)  Он рас­ска­зы­вал о Все­лен­ной. (22)  На небе Пла­не­та­рия по­яви­лись ки­но­кад­ры: пред­став­ле­ние древ­них людей о стро­е­нии мира, порт­ре­ты Га­ли­лея, Джор­да­но Бруно.

(23)  А по небу Пла­не­та­рия ле­те­ло не­бес­ное све­ти­ло  — солн­це. (24)  Солн­це, да­ю­щее всему жизнь. (25)  Оно про­хо­ди­ло по иг­ру­шеч­но­му небу, над иг­ру­шеч­ной Моск­вой, и само солн­це было иг­ру­шеч­ным.

(26)  И вдруг купол над ней зацвёл звёздами, и от­ку­да-⁠то с высот, на­рас­тая, ши­рясь и креп­чая, по­ли­лась му­зы­ка.

(27)  Лина слы­ша­ла эту му­зы­ку не раз. (28)  Она даже знала, что это му­зы­ка Чай­ков­ско­го, и на мгно­ве­ние уви­де­ла ска­зоч­ных ле­бе­дей и тёмную силу, под­сте­ре­га­ю­щую их. (29)  Нет, не для уми­ра­ю­щих ле­бе­дей была на­пи­са­на эта му­зы­ка. (30)  Му­зы­ка звёзд, му­зы­ка веч­ной жизни, она, как свет, воз­ник­ла где-⁠то в глу­би­нах ми­ро­зда­ния и ле­те­ла сюда, к Лине, долго-⁠долго ле­те­ла, может, доль­ше, чем звёздный свет.

(31)  Звёзды сияли, звёзды лу­чи­лись, бес­чис­лен­ные, вечно живые. (32)  Му­зы­ка на­би­ра­ла силу, му­зы­ка ши­ри­лась и взле­та­ла к небу всё выше, выше. (33)  Рождённый под этими звёздами че­ло­век по­сы­лал небу свой при­вет, сла­вил веч­ную жизнь и всё живое на Земле.

(34)  Му­зы­ка слов­но раз­ли­лась по всему небу, она до­стиг­ла самой далёкой звез­ды и гря­ну­ла на весь не­объ­ят­ный под­не­бес­ный мир.

(35)  Лине хо­те­лось вско­чить и крик­нуть:

—  (36)  Люди, звёзды, небо, я люблю вас!

(37)  Вски­нув руки, она при­под­ня­лась с си­де­нья и устре­ми­лась ввысь, по­вто­ряя за­кли­на­ние:

—  (38)  Жить! (39)  Жить!

* Аста­фьев Вик­тор Пет­ро­вич (1924–2001)  — рус­ский со­вет­ский пи­са­тель, автор ши­ро­ко из­вест­ных ро­ма­нов, по­ве­стей, рас­ска­зов.

(1)  Лина уже пол­ме­ся­ца жила в Москве. (2)  Гне­ту­щие и без­ра­дост­ные со­бы­тия в её жизни от­да­ва­лись по­сто­ян­ной болью в серд­це, окра­си­ли мрач­ны­ми то­на­ми всё её су­ще­ство­ва­ние.

(3)  За­быть­ся было не­воз­мож­но.

(4)  Она хо­ди­ла в те­ат­ры, и там почти в каж­дой опере, в каж­дом ба­ле­те была жиз­нен­ная драма. (5)  Мир вечно раз­делён на два по­лю­са: жизнь и смерть. (6)  В эти по­ня­тия, между этими по­лю­са­ми в два ко­рот­ких слова вме­ща­лось всё.

(7)  В Тре­тья­ков­ке почти на по­ло­ви­не кар­тин изоб­ра­жа­лось что-⁠то груст­ное.

(8)  Од­на­ж­ды Лина пошла в зоо­парк. (9)  Но и тут ей не по­нра­ви­лось: жалко было по­про­ша­ек мед­ве­дей, зады у ко­то­рых были вы­тер­ты и голы от­то­го, что они часто на потеxy людям уса­жи­ва­лись и «слу­жи­ли» за кон­фет­ку, за кусок булки. (10)  Жалко сон­ных, по­лу­об­лез­лых хищ­ни­ков: они были со­всем-⁠со­всем не­страш­ны  — эти за­са­жен­ные в клет­ку клы­ка­стые звери.

(11)  Она ушла из зоо­пар­ка, по­бро­ди­ла по ули­цам, села на ска­мей­ку от­дох­нуть и стала огля­ды­вать­ся.

(12)  Гло­бус. (13)  Синий гло­бус, в жёлтом бле­стя­щем об­ру­че, карты неба, трас­сы спут­ни­ков. (14)  Лина до­га­да­лась: она по­па­ла в огра­ду Пла­не­та­рия.

(15)  «Пла­не­та­рий так Пла­не­та­рий, всё равно»,  — по­ду­ма­ла она и пошла вовнутрь зда­ния, ку­пи­ла билет. (16)  Экс­кур­со­во­ды рас­ска­зы­ва­ли о ме­тео­ри­тах, о смене дня и ночи, времён года на Земле, ре­бя­тиш­ки гла­зе­ли на ма­ке­ты спут­ни­ков и на ра­ке­ту. (17)  Вдоль кар­ни­зов тя­ну­лись изоб­ра­же­ния звёзд. (18)  Лина пошла на­верх и очу­ти­лась в ку­по­ле Пла­не­та­рия.

(19)  До­едая мо­ро­же­ное и по­ти­хонь­ку бро­сая бу­маж­ки под си­де­нья, люди ждали лек­ции.

(20)  Погас свет, и за­зву­чал голос лек­то­ра. (21)  Он рас­ска­зы­вал о Все­лен­ной. (22)  На небе Пла­не­та­рия по­яви­лись ки­но­кад­ры: пред­став­ле­ние древ­них людей о стро­е­нии мира, порт­ре­ты Га­ли­лея, Джор­да­но Бруно.

(23)  А по небу Пла­не­та­рия ле­те­ло не­бес­ное све­ти­ло  — солн­це. (24)  Солн­це, да­ю­щее всему жизнь. (25)  Оно про­хо­ди­ло по иг­ру­шеч­но­му небу, над иг­ру­шеч­ной Моск­вой, и само солн­це было иг­ру­шеч­ным.

(26)  И вдруг купол над ней зацвёл звёздами, и от­ку­да-⁠то с высот, на­рас­тая, ши­рясь и креп­чая, по­ли­лась му­зы­ка.

(27)  Лина слы­ша­ла эту му­зы­ку не раз. (28)  Она даже знала, что это му­зы­ка Чай­ков­ско­го, и на мгно­ве­ние уви­де­ла ска­зоч­ных ле­бе­дей и тёмную силу, под­сте­ре­га­ю­щую их. (29)  Нет, не для уми­ра­ю­щих ле­бе­дей была на­пи­са­на эта му­зы­ка. (30)  Му­зы­ка звёзд, му­зы­ка веч­ной жизни, она, как свет, воз­ник­ла где-⁠то в глу­би­нах ми­ро­зда­ния и ле­те­ла сюда, к Лине, долго-⁠долго ле­те­ла, может, доль­ше, чем звёздный свет.

(31)  Звёзды сияли, звёзды лу­чи­лись, бес­чис­лен­ные, вечно живые. (32)  Му­зы­ка на­би­ра­ла силу, му­зы­ка ши­ри­лась и взле­та­ла к небу всё выше, выше. (33)  Рождённый под этими звёздами че­ло­век по­сы­лал небу свой при­вет, сла­вил веч­ную жизнь и всё живое на Земле.

(34)  Му­зы­ка слов­но раз­ли­лась по всему небу, она до­стиг­ла самой далёкой звез­ды и гря­ну­ла на весь не­объ­ят­ный под­не­бес­ный мир.

(35)  Лине хо­те­лось вско­чить и крик­нуть:

—  (36)  Люди, звёзды, небо, я люблю вас!

(37)  Вски­нув руки, она при­под­ня­лась с си­де­нья и устре­ми­лась ввысь, по­вто­ряя за­кли­на­ние:

—  (38)  Жить! (39)  Жить!

* Аста­фьев Вик­тор Пет­ро­вич (1924–2001)  — рус­ский со­вет­ский пи­са­тель, автор ши­ро­ко из­вест­ных ро­ма­нов, по­ве­стей, рас­ска­зов.

(1)  Лина уже пол­ме­ся­ца жила в Москве. (2)  Гне­ту­щие и без­ра­дост­ные со­бы­тия в её жизни от­да­ва­лись по­сто­ян­ной болью в серд­це, окра­си­ли мрач­ны­ми то­на­ми всё её су­ще­ство­ва­ние.

(3)  За­быть­ся было не­воз­мож­но.

(4)  Она хо­ди­ла в те­ат­ры, и там почти в каж­дой опере, в каж­дом ба­ле­те была жиз­нен­ная драма. (5)  Мир вечно раз­делён на два по­лю­са: жизнь и смерть. (6)  В эти по­ня­тия, между этими по­лю­са­ми в два ко­рот­ких слова вме­ща­лось всё.

(7)  В Тре­тья­ков­ке почти на по­ло­ви­не кар­тин изоб­ра­жа­лось что-⁠то груст­ное.

(8)  Од­на­ж­ды Лина пошла в зоо­парк. (9)  Но и тут ей не по­нра­ви­лось: жалко было по­про­ша­ек мед­ве­дей, зады у ко­то­рых были вы­тер­ты и голы от­то­го, что они часто на потеxy людям уса­жи­ва­лись и «слу­жи­ли» за кон­фет­ку, за кусок булки. (10)  Жалко сон­ных, по­лу­об­лез­лых хищ­ни­ков: они были со­всем-⁠со­всем не­страш­ны  — эти за­са­жен­ные в клет­ку клы­ка­стые звери.

(11)  Она ушла из зоо­пар­ка, по­бро­ди­ла по ули­цам, села на ска­мей­ку от­дох­нуть и стала огля­ды­вать­ся.

(12)  Гло­бус. (13)  Синий гло­бус, в жёлтом бле­стя­щем об­ру­че, карты неба, трас­сы спут­ни­ков. (14)  Лина до­га­да­лась: она по­па­ла в огра­ду Пла­не­та­рия.

(15)  «Пла­не­та­рий так Пла­не­та­рий, всё равно»,  — по­ду­ма­ла она и пошла вовнутрь зда­ния, ку­пи­ла билет. (16)  Экс­кур­со­во­ды рас­ска­зы­ва­ли о ме­тео­ри­тах, о смене дня и ночи, времён года на Земле, ре­бя­тиш­ки гла­зе­ли на ма­ке­ты спут­ни­ков и на ра­ке­ту. (17)  Вдоль кар­ни­зов тя­ну­лись изоб­ра­же­ния звёзд. (18)  Лина пошла на­верх и очу­ти­лась в ку­по­ле Пла­не­та­рия.

(19)  До­едая мо­ро­же­ное и по­ти­хонь­ку бро­сая бу­маж­ки под си­де­нья, люди ждали лек­ции.

(20)  Погас свет, и за­зву­чал голос лек­то­ра. (21)  Он рас­ска­зы­вал о Все­лен­ной. (22)  На небе Пла­не­та­рия по­яви­лись ки­но­кад­ры: пред­став­ле­ние древ­них людей о стро­е­нии мира, порт­ре­ты Га­ли­лея, Джор­да­но Бруно.

(23)  А по небу Пла­не­та­рия ле­те­ло не­бес­ное све­ти­ло  — солн­це. (24)  Солн­це, да­ю­щее всему жизнь. (25)  Оно про­хо­ди­ло по иг­ру­шеч­но­му небу, над иг­ру­шеч­ной Моск­вой, и само солн­це было иг­ру­шеч­ным.

(26)  И вдруг купол над ней зацвёл звёздами, и от­ку­да-⁠то с высот, на­рас­тая, ши­рясь и креп­чая, по­ли­лась му­зы­ка.

(27)  Лина слы­ша­ла эту му­зы­ку не раз. (28)  Она даже знала, что это му­зы­ка Чай­ков­ско­го, и на мгно­ве­ние уви­де­ла ска­зоч­ных ле­бе­дей и тёмную силу, под­сте­ре­га­ю­щую их. (29)  Нет, не для уми­ра­ю­щих ле­бе­дей была на­пи­са­на эта му­зы­ка. (30)  Му­зы­ка звёзд, му­зы­ка веч­ной жизни, она, как свет, воз­ник­ла где-⁠то в глу­би­нах ми­ро­зда­ния и ле­те­ла сюда, к Лине, долго-⁠долго ле­те­ла, может, доль­ше, чем звёздный свет.

(31)  Звёзды сияли, звёзды лу­чи­лись, бес­чис­лен­ные, вечно живые. (32)  Му­зы­ка на­би­ра­ла силу, му­зы­ка ши­ри­лась и взле­та­ла к небу всё выше, выше. (33)  Рождённый под этими звёздами че­ло­век по­сы­лал небу свой при­вет, сла­вил веч­ную жизнь и всё живое на Земле.

(34)  Му­зы­ка слов­но раз­ли­лась по всему небу, она до­стиг­ла самой далёкой звез­ды и гря­ну­ла на весь не­объ­ят­ный под­не­бес­ный мир.

(35)  Лине хо­те­лось вско­чить и крик­нуть:

—  (36)  Люди, звёзды, небо, я люблю вас!

(37)  Вски­нув руки, она при­под­ня­лась с си­де­нья и устре­ми­лась ввысь, по­вто­ряя за­кли­на­ние:

—  (38)  Жить! (39)  Жить!

* Аста­фьев Вик­тор Пет­ро­вич (1924–2001)  — рус­ский со­вет­ский пи­са­тель, автор ши­ро­ко из­вест­ных ро­ма­нов, по­ве­стей, рас­ска­зов.

—  (1)  Го­во­рят, что самые не­при­ми­ри­мые не­дру­ги  — это быв­шие дру­зья,  — ска­за­ла нам од­на­ж­ды наша дочь Оля.  —  (2)  Я убе­ди­лась, что это так.

(3)  Люсю Ка­ту­ни­ну она на­зы­ва­ла на фран­цуз­ский манер: Люси́. (4)  «Как в доме Ро­сто­вых!  — по­яс­ня­ла Олень­ка.  —  (5)  Или Бол­кон­ских».

(6)  Люся упор­но пред­ре­ка­ла нашей до­че­ри судь­бу Лео­нар­до да Винчи.

(7)  Не­смот­ря на со­про­тив­ле­ние Олень­ки, она тас­ка­ла за ней огром­ную папку с ри­сун­ка­ми, даже го­то­ви­ла крас­ки и мыла ки­сточ­ки. (8)  Какая жен­щи­на усто­ит перед таким обо­жа­ни­ем? (9)  Олень­ка стала дру­жить с Люси́, хотя вре­ме­ни на друж­бу у неё было мало.

(10)  Да и у Люси, при­знать­ся, его было не очень много. (11)  Лю­си­на мама в те­че­ние дол­гих лет не под­ни­ма­лась с по­сте­ли.

(12)  Стре­мясь до­ста­вить ма­те­ри ра­дость, дочка вос­кли­ца­ла:

—  (13)  Если б ты ви­де­ла фи­гу­ру спя­ще­го льва, ко­то­рую вы­ле­пи­ла Оля! (14)  Я весь вечер го­во­рю шёпотом: вдруг он проснётся?

(15)  Часто она за­би­ра­ла Олины ра­бо­ты, чтобы по­ка­зать маме, и взяла слово, что, когда мама на­ко­нец под­ни­мет­ся, Оля на­ри­су­ет её порт­рет.

(16)  Люся и сама по­ти­хонь­ку ри­со­ва­ла, но мы ви­де­ли толь­ко её за­го­лов­ки в школь­ном юмо­ри­сти­че­ском жур­на­ле, ко­то­рый, по пред­ло­же­нию Оли, носил на­зва­ние «Дет­ский лепет».

(17)  Не­ожи­дан­но всё из­ме­ни­лось.

(18)  В ху­до­же­ствен­ной школе ор­га­ни­зо­ва­ли встре­чу с про­слав­лен­ным ма­сте­ром жи­во­пи­си. (19)  Люся вы­со­ко чтила этого ма­сте­ра. (20)  Но чтили его и все осталь­ные, по­это­му школь­ный зал ока­зал­ся пе­ре­пол­нен­ным. (21)  И Олень­ка не смог­ла про­ве­сти туда по­дру­гу.

—  (22)  Я не нашла для Люси́ места в зале,  — рас­ска­зы­ва­ла в тот вечер Оля.  —  (23)  А она оби­де­лась... (24)  И на что?! (25)  Ака­де­мик жи­во­пи­си ри­су­ет го­раз­до лучше, чем го­во­рит. (26)  Я ска­за­ла ей: «Ты зна­ешь его ра­бо­ты. (27)  Зна­чит, ты с ним зна­ко­ма. (28)  Ху­дож­ник  — это его твор­че­ство». (29)  А она вер­ну­ла мою папку с ри­сун­ка­ми. (30)  Как го­во­рят, «за­бе­ри­те ваши иг­руш­ки».

—  (31)  И что же даль­ше?  — спро­си­ла я дочь.

—  (32)  Ну и мерси, до­ро­гая Люси́!  — в рифму по­шу­ти­ла Олень­ка.

—  (33)  Дру­зей труд­нее найти, чем по­те­рять.

—  (34)  Раз можно по­те­рять, зна­чит, это не такой уж и друг!

—  (35)  Не нашла места в зале?  — за­дум­чи­во про­из­нес­ла я.  —  (36)  Если бы ты нашла его у себя в серд­це...

* Алек­син Ана­то­лий Ге­ор­ги­е­вич (род. в 1924 г.)  — пи­са­тель, дра­ма­тург. Его про­из­ве­де­ния, такие как «Мой брат иг­ра­ет на клар­не­те», «Дей­ству­ю­щие лица и ис­пол­ни­те­ли», «Тре­тий в пятом ряду» и др., по­вест­ву­ют глав­ным об­ра­зом о мире юно­сти.

(1)  Лина уже пол­ме­ся­ца жила в Москве. (2)  Гне­ту­щие и без­ра­дост­ные со­бы­тия в её жизни от­да­ва­лись по­сто­ян­ной болью в серд­це, окра­си­ли мрач­ны­ми то­на­ми всё её су­ще­ство­ва­ние.

(3)  За­быть­ся было не­воз­мож­но.

(4)  Она хо­ди­ла в те­ат­ры, и там почти в каж­дой опере, в каж­дом ба­ле­те была жиз­нен­ная драма. (5)  Мир вечно раз­делён на два по­лю­са: жизнь и смерть. (6)  В эти по­ня­тия, между этими по­лю­са­ми в два ко­рот­ких слова вме­ща­лось всё.

(7)  В Тре­тья­ков­ке почти на по­ло­ви­не кар­тин изоб­ра­жа­лось что-⁠то груст­ное.

(8)  Од­на­ж­ды Лина пошла в зоо­парк. (9)  Но и тут ей не по­нра­ви­лось: жалко было по­про­ша­ек мед­ве­дей, зады у ко­то­рых были вы­тер­ты и голы от­то­го, что они часто на потеxy людям уса­жи­ва­лись и «слу­жи­ли» за кон­фет­ку, за кусок булки. (10)  Жалко сон­ных, по­лу­об­лез­лых хищ­ни­ков: они были со­всем-⁠со­всем не­страш­ны  — эти за­са­жен­ные в клет­ку клы­ка­стые звери.

(11)  Она ушла из зоо­пар­ка, по­бро­ди­ла по ули­цам, села на ска­мей­ку от­дох­нуть и стала огля­ды­вать­ся.

(12)  Гло­бус. (13)  Синий гло­бус, в жёлтом бле­стя­щем об­ру­че, карты неба, трас­сы спут­ни­ков. (14)  Лина до­га­да­лась: она по­па­ла в огра­ду Пла­не­та­рия.

(15)  «Пла­не­та­рий так Пла­не­та­рий, всё равно»,  — по­ду­ма­ла она и пошла вовнутрь зда­ния, ку­пи­ла билет. (16)  Экс­кур­со­во­ды рас­ска­зы­ва­ли о ме­тео­ри­тах, о смене дня и ночи, времён года на Земле, ре­бя­тиш­ки гла­зе­ли на ма­ке­ты спут­ни­ков и на ра­ке­ту. (17)  Вдоль кар­ни­зов тя­ну­лись изоб­ра­же­ния звёзд. (18)  Лина пошла на­верх и очу­ти­лась в ку­по­ле Пла­не­та­рия.

(19)  До­едая мо­ро­же­ное и по­ти­хонь­ку бро­сая бу­маж­ки под си­де­нья, люди ждали лек­ции.

(20)  Погас свет, и за­зву­чал голос лек­то­ра. (21)  Он рас­ска­зы­вал о Все­лен­ной. (22)  На небе Пла­не­та­рия по­яви­лись ки­но­кад­ры: пред­став­ле­ние древ­них людей о стро­е­нии мира, порт­ре­ты Га­ли­лея, Джор­да­но Бруно.

(23)  А по небу Пла­не­та­рия ле­те­ло не­бес­ное све­ти­ло  — солн­це. (24)  Солн­це, да­ю­щее всему жизнь. (25)  Оно про­хо­ди­ло по иг­ру­шеч­но­му небу, над иг­ру­шеч­ной Моск­вой, и само солн­це было иг­ру­шеч­ным.

(26)  И вдруг купол над ней зацвёл звёздами, и от­ку­да-⁠то с высот, на­рас­тая, ши­рясь и креп­чая, по­ли­лась му­зы­ка.

(27)  Лина слы­ша­ла эту му­зы­ку не раз. (28)  Она даже знала, что это му­зы­ка Чай­ков­ско­го, и на мгно­ве­ние уви­де­ла ска­зоч­ных ле­бе­дей и тёмную силу, под­сте­ре­га­ю­щую их. (29)  Нет, не для уми­ра­ю­щих ле­бе­дей была на­пи­са­на эта му­зы­ка. (30)  Му­зы­ка звёзд, му­зы­ка веч­ной жизни, она, как свет, воз­ник­ла где-⁠то в глу­би­нах ми­ро­зда­ния и ле­те­ла сюда, к Лине, долго-⁠долго ле­те­ла, может, доль­ше, чем звёздный свет.

(31)  Звёзды сияли, звёзды лу­чи­лись, бес­чис­лен­ные, вечно живые. (32)  Му­зы­ка на­би­ра­ла силу, му­зы­ка ши­ри­лась и взле­та­ла к небу всё выше, выше. (33)  Рождённый под этими звёздами че­ло­век по­сы­лал небу свой при­вет, сла­вил веч­ную жизнь и всё живое на Земле.

(34)  Му­зы­ка слов­но раз­ли­лась по всему небу, она до­стиг­ла самой далёкой звез­ды и гря­ну­ла на весь не­объ­ят­ный под­не­бес­ный мир.

(35)  Лине хо­те­лось вско­чить и крик­нуть:

—  (36)  Люди, звёзды, небо, я люблю вас!

(37)  Вски­нув руки, она при­под­ня­лась с си­де­нья и устре­ми­лась ввысь, по­вто­ряя за­кли­на­ние:

—  (38)  Жить! (39)  Жить!

* Аста­фьев Вик­тор Пет­ро­вич (1924–2001)  — рус­ский со­вет­ский пи­са­тель, автор ши­ро­ко из­вест­ных ро­ма­нов, по­ве­стей, рас­ска­зов.

(1)  Лина уже пол­ме­ся­ца жила в Москве. (2)  Гне­ту­щие и без­ра­дост­ные со­бы­тия в её жизни от­да­ва­лись по­сто­ян­ной болью в серд­це, окра­си­ли мрач­ны­ми то­на­ми всё её су­ще­ство­ва­ние.

(3)  За­быть­ся было не­воз­мож­но.

(4)  Она хо­ди­ла в те­ат­ры, и там почти в каж­дой опере, в каж­дом ба­ле­те была жиз­нен­ная драма. (5)  Мир вечно раз­делён на два по­лю­са: жизнь и смерть. (6)  В эти по­ня­тия, между этими по­лю­са­ми в два ко­рот­ких слова вме­ща­лось всё.

(7)  В Тре­тья­ков­ке почти на по­ло­ви­не кар­тин изоб­ра­жа­лось что-⁠то груст­ное.

(8)  Од­на­ж­ды Лина пошла в зоо­парк. (9)  Но и тут ей не по­нра­ви­лось: жалко было по­про­ша­ек мед­ве­дей, зады у ко­то­рых были вы­тер­ты и голы от­то­го, что они часто на потеxy людям уса­жи­ва­лись и «слу­жи­ли» за кон­фет­ку, за кусок булки. (10)  Жалко сон­ных, по­лу­об­лез­лых хищ­ни­ков: они были со­всем-⁠со­всем не­страш­ны  — эти за­са­жен­ные в клет­ку клы­ка­стые звери.

(11)  Она ушла из зоо­пар­ка, по­бро­ди­ла по ули­цам, села на ска­мей­ку от­дох­нуть и стала огля­ды­вать­ся.

(12)  Гло­бус. (13)  Синий гло­бус, в жёлтом бле­стя­щем об­ру­че, карты неба, трас­сы спут­ни­ков. (14)  Лина до­га­да­лась: она по­па­ла в огра­ду Пла­не­та­рия.

(15)  «Пла­не­та­рий так Пла­не­та­рий, всё равно»,  — по­ду­ма­ла она и пошла вовнутрь зда­ния, ку­пи­ла билет. (16)  Экс­кур­со­во­ды рас­ска­зы­ва­ли о ме­тео­ри­тах, о смене дня и ночи, времён года на Земле, ре­бя­тиш­ки гла­зе­ли на ма­ке­ты спут­ни­ков и на ра­ке­ту. (17)  Вдоль кар­ни­зов тя­ну­лись изоб­ра­же­ния звёзд. (18)  Лина пошла на­верх и очу­ти­лась в ку­по­ле Пла­не­та­рия.

(19)  До­едая мо­ро­же­ное и по­ти­хонь­ку бро­сая бу­маж­ки под си­де­нья, люди ждали лек­ции.

(20)  Погас свет, и за­зву­чал голос лек­то­ра. (21)  Он рас­ска­зы­вал о Все­лен­ной. (22)  На небе Пла­не­та­рия по­яви­лись ки­но­кад­ры: пред­став­ле­ние древ­них людей о стро­е­нии мира, порт­ре­ты Га­ли­лея, Джор­да­но Бруно.

(23)  А по небу Пла­не­та­рия ле­те­ло не­бес­ное све­ти­ло  — солн­це. (24)  Солн­це, да­ю­щее всему жизнь. (25)  Оно про­хо­ди­ло по иг­ру­шеч­но­му небу, над иг­ру­шеч­ной Моск­вой, и само солн­це было иг­ру­шеч­ным.

(26)  И вдруг купол над ней зацвёл звёздами, и от­ку­да-⁠то с высот, на­рас­тая, ши­рясь и креп­чая, по­ли­лась му­зы­ка.

(27)  Лина слы­ша­ла эту му­зы­ку не раз. (28)  Она даже знала, что это му­зы­ка Чай­ков­ско­го, и на мгно­ве­ние уви­де­ла ска­зоч­ных ле­бе­дей и тёмную силу, под­сте­ре­га­ю­щую их. (29)  Нет, не для уми­ра­ю­щих ле­бе­дей была на­пи­са­на эта му­зы­ка. (30)  Му­зы­ка звёзд, му­зы­ка веч­ной жизни, она, как свет, воз­ник­ла где-⁠то в глу­би­нах ми­ро­зда­ния и ле­те­ла сюда, к Лине, долго-⁠долго ле­те­ла, может, доль­ше, чем звёздный свет.

(31)  Звёзды сияли, звёзды лу­чи­лись, бес­чис­лен­ные, вечно живые. (32)  Му­зы­ка на­би­ра­ла силу, му­зы­ка ши­ри­лась и взле­та­ла к небу всё выше, выше. (33)  Рождённый под этими звёздами че­ло­век по­сы­лал небу свой при­вет, сла­вил веч­ную жизнь и всё живое на Земле.

(34)  Му­зы­ка слов­но раз­ли­лась по всему небу, она до­стиг­ла самой далёкой звез­ды и гря­ну­ла на весь не­объ­ят­ный под­не­бес­ный мир.

(35)  Лине хо­те­лось вско­чить и крик­нуть:

—  (36)  Люди, звёзды, небо, я люблю вас!

(37)  Вски­нув руки, она при­под­ня­лась с си­де­нья и устре­ми­лась ввысь, по­вто­ряя за­кли­на­ние:

—  (38)  Жить! (39)  Жить!

* Аста­фьев Вик­тор Пет­ро­вич (1924–2001)  — рус­ский со­вет­ский пи­са­тель, автор ши­ро­ко из­вест­ных ро­ма­нов, по­ве­стей, рас­ска­зов.

(1)  Лина уже пол­ме­ся­ца жила в Москве. (2)  Гне­ту­щие и без­ра­дост­ные со­бы­тия в её жизни от­да­ва­лись по­сто­ян­ной болью в серд­це, окра­си­ли мрач­ны­ми то­на­ми всё её су­ще­ство­ва­ние.

(3)  За­быть­ся было не­воз­мож­но.

(4)  Она хо­ди­ла в те­ат­ры, и там почти в каж­дой опере, в каж­дом ба­ле­те была жиз­нен­ная драма. (5)  Мир вечно раз­делён на два по­лю­са: жизнь и смерть. (6)  В эти по­ня­тия, между этими по­лю­са­ми в два ко­рот­ких слова вме­ща­лось всё.

(7)  В Тре­тья­ков­ке почти на по­ло­ви­не кар­тин изоб­ра­жа­лось что-⁠то груст­ное.

(8)  Од­на­ж­ды Лина пошла в зоо­парк. (9)  Но и тут ей не по­нра­ви­лось: жалко было по­про­ша­ек мед­ве­дей, зады у ко­то­рых были вы­тер­ты и голы от­то­го, что они часто на потеxy людям уса­жи­ва­лись и «слу­жи­ли» за кон­фет­ку, за кусок булки. (10)  Жалко сон­ных, по­лу­об­лез­лых хищ­ни­ков: они были со­всем-⁠со­всем не­страш­ны  — эти за­са­жен­ные в клет­ку клы­ка­стые звери.

(11)  Она ушла из зоо­пар­ка, по­бро­ди­ла по ули­цам, села на ска­мей­ку от­дох­нуть и стала огля­ды­вать­ся.

(12)  Гло­бус. (13)  Синий гло­бус, в жёлтом бле­стя­щем об­ру­че, карты неба, трас­сы спут­ни­ков. (14)  Лина до­га­да­лась: она по­па­ла в огра­ду Пла­не­та­рия.

(15)  «Пла­не­та­рий так Пла­не­та­рий, всё равно»,  — по­ду­ма­ла она и пошла вовнутрь зда­ния, ку­пи­ла билет. (16)  Экс­кур­со­во­ды рас­ска­зы­ва­ли о ме­тео­ри­тах, о смене дня и ночи, времён года на Земле, ре­бя­тиш­ки гла­зе­ли на ма­ке­ты спут­ни­ков и на ра­ке­ту. (17)  Вдоль кар­ни­зов тя­ну­лись изоб­ра­же­ния звёзд. (18)  Лина пошла на­верх и очу­ти­лась в ку­по­ле Пла­не­та­рия.

(19)  До­едая мо­ро­же­ное и по­ти­хонь­ку бро­сая бу­маж­ки под си­де­нья, люди ждали лек­ции.

(20)  Погас свет, и за­зву­чал голос лек­то­ра. (21)  Он рас­ска­зы­вал о Все­лен­ной. (22)  На небе Пла­не­та­рия по­яви­лись ки­но­кад­ры: пред­став­ле­ние древ­них людей о стро­е­нии мира, порт­ре­ты Га­ли­лея, Джор­да­но Бруно.

(23)  А по небу Пла­не­та­рия ле­те­ло не­бес­ное све­ти­ло  — солн­це. (24)  Солн­це, да­ю­щее всему жизнь. (25)  Оно про­хо­ди­ло по иг­ру­шеч­но­му небу, над иг­ру­шеч­ной Моск­вой, и само солн­це было иг­ру­шеч­ным.

(26)  И вдруг купол над ней зацвёл звёздами, и от­ку­да-⁠то с высот, на­рас­тая, ши­рясь и креп­чая, по­ли­лась му­зы­ка.

(27)  Лина слы­ша­ла эту му­зы­ку не раз. (28)  Она даже знала, что это му­зы­ка Чай­ков­ско­го, и на мгно­ве­ние уви­де­ла ска­зоч­ных ле­бе­дей и тёмную силу, под­сте­ре­га­ю­щую их. (29)  Нет, не для уми­ра­ю­щих ле­бе­дей была на­пи­са­на эта му­зы­ка. (30)  Му­зы­ка звёзд, му­зы­ка веч­ной жизни, она, как свет, воз­ник­ла где-⁠то в глу­би­нах ми­ро­зда­ния и ле­те­ла сюда, к Лине, долго-⁠долго ле­те­ла, может, доль­ше, чем звёздный свет.

(31)  Звёзды сияли, звёзды лу­чи­лись, бес­чис­лен­ные, вечно живые. (32)  Му­зы­ка на­би­ра­ла силу, му­зы­ка ши­ри­лась и взле­та­ла к небу всё выше, выше. (33)  Рождённый под этими звёздами че­ло­век по­сы­лал небу свой при­вет, сла­вил веч­ную жизнь и всё живое на Земле.

(34)  Му­зы­ка слов­но раз­ли­лась по всему небу, она до­стиг­ла самой далёкой звез­ды и гря­ну­ла на весь не­объ­ят­ный под­не­бес­ный мир.

(35)  Лине хо­те­лось вско­чить и крик­нуть:

—  (36)  Люди, звёзды, небо, я люблю вас!

(37)  Вски­нув руки, она при­под­ня­лась с си­де­нья и устре­ми­лась ввысь, по­вто­ряя за­кли­на­ние:

—  (38)  Жить! (39)  Жить!

* Аста­фьев Вик­тор Пет­ро­вич (1924–2001)  — рус­ский со­вет­ский пи­са­тель, автор ши­ро­ко из­вест­ных ро­ма­нов, по­ве­стей, рас­ска­зов.

(1)  Лина уже пол­ме­ся­ца жила в Москве. (2)  Гне­ту­щие и без­ра­дост­ные со­бы­тия в её жизни от­да­ва­лись по­сто­ян­ной болью в серд­це, окра­си­ли мрач­ны­ми то­на­ми всё её су­ще­ство­ва­ние.

(3)  За­быть­ся было не­воз­мож­но.

(4)  Она хо­ди­ла в те­ат­ры, и там почти в каж­дой опере, в каж­дом ба­ле­те была жиз­нен­ная драма. (5)  Мир вечно раз­делён на два по­лю­са: жизнь и смерть. (6)  В эти по­ня­тия, между этими по­лю­са­ми в два ко­рот­ких слова вме­ща­лось всё.

(7)  В Тре­тья­ков­ке почти на по­ло­ви­не кар­тин изоб­ра­жа­лось что-⁠то груст­ное.

(8)  Од­на­ж­ды Лина пошла в зоо­парк. (9)  Но и тут ей не по­нра­ви­лось: жалко было по­про­ша­ек мед­ве­дей, зады у ко­то­рых были вы­тер­ты и голы от­то­го, что они часто на потеxy людям уса­жи­ва­лись и «слу­жи­ли» за кон­фет­ку, за кусок булки. (10)  Жалко сон­ных, по­лу­об­лез­лых хищ­ни­ков: они были со­всем-⁠со­всем не­страш­ны  — эти за­са­жен­ные в клет­ку клы­ка­стые звери.

(11)  Она ушла из зоо­пар­ка, по­бро­ди­ла по ули­цам, села на ска­мей­ку от­дох­нуть и стала огля­ды­вать­ся.

(12)  Гло­бус. (13)  Синий гло­бус, в жёлтом бле­стя­щем об­ру­че, карты неба, трас­сы спут­ни­ков. (14)  Лина до­га­да­лась: она по­па­ла в огра­ду Пла­не­та­рия.

(15)  «Пла­не­та­рий так Пла­не­та­рий, всё равно»,  — по­ду­ма­ла она и пошла вовнутрь зда­ния, ку­пи­ла билет. (16)  Экс­кур­со­во­ды рас­ска­зы­ва­ли о ме­тео­ри­тах, о смене дня и ночи, времён года на Земле, ре­бя­тиш­ки гла­зе­ли на ма­ке­ты спут­ни­ков и на ра­ке­ту. (17)  Вдоль кар­ни­зов тя­ну­лись изоб­ра­же­ния звёзд. (18)  Лина пошла на­верх и очу­ти­лась в ку­по­ле Пла­не­та­рия.

(19)  До­едая мо­ро­же­ное и по­ти­хонь­ку бро­сая бу­маж­ки под си­де­нья, люди ждали лек­ции.

(20)  Погас свет, и за­зву­чал голос лек­то­ра. (21)  Он рас­ска­зы­вал о Все­лен­ной. (22)  На небе Пла­не­та­рия по­яви­лись ки­но­кад­ры: пред­став­ле­ние древ­них людей о стро­е­нии мира, порт­ре­ты Га­ли­лея, Джор­да­но Бруно.

(23)  А по небу Пла­не­та­рия ле­те­ло не­бес­ное све­ти­ло  — солн­це. (24)  Солн­це, да­ю­щее всему жизнь. (25)  Оно про­хо­ди­ло по иг­ру­шеч­но­му небу, над иг­ру­шеч­ной Моск­вой, и само солн­це было иг­ру­шеч­ным.

(26)  И вдруг купол над ней зацвёл звёздами, и от­ку­да-⁠то с высот, на­рас­тая, ши­рясь и креп­чая, по­ли­лась му­зы­ка.

(27)  Лина слы­ша­ла эту му­зы­ку не раз. (28)  Она даже знала, что это му­зы­ка Чай­ков­ско­го, и на мгно­ве­ние уви­де­ла ска­зоч­ных ле­бе­дей и тёмную силу, под­сте­ре­га­ю­щую их. (29)  Нет, не для уми­ра­ю­щих ле­бе­дей была на­пи­са­на эта му­зы­ка. (30)  Му­зы­ка звёзд, му­зы­ка веч­ной жизни, она, как свет, воз­ник­ла где-⁠то в глу­би­нах ми­ро­зда­ния и ле­те­ла сюда, к Лине, долго-⁠долго ле­те­ла, может, доль­ше, чем звёздный свет.

(31)  Звёзды сияли, звёзды лу­чи­лись, бес­чис­лен­ные, вечно живые. (32)  Му­зы­ка на­би­ра­ла силу, му­зы­ка ши­ри­лась и взле­та­ла к небу всё выше, выше. (33)  Рождённый под этими звёздами че­ло­век по­сы­лал небу свой при­вет, сла­вил веч­ную жизнь и всё живое на Земле.

(34)  Му­зы­ка слов­но раз­ли­лась по всему небу, она до­стиг­ла самой далёкой звез­ды и гря­ну­ла на весь не­объ­ят­ный под­не­бес­ный мир.

(35)  Лине хо­те­лось вско­чить и крик­нуть:

—  (36)  Люди, звёзды, небо, я люблю вас!

(37)  Вски­нув руки, она при­под­ня­лась с си­де­нья и устре­ми­лась ввысь, по­вто­ряя за­кли­на­ние:

—  (38)  Жить! (39)  Жить!

* Аста­фьев Вик­тор Пет­ро­вич (1924–2001)  — рус­ский со­вет­ский пи­са­тель, автор ши­ро­ко из­вест­ных ро­ма­нов, по­ве­стей, рас­ска­зов.

(1)  Лина уже пол­ме­ся­ца жила в Москве. (2)  Гне­ту­щие и без­ра­дост­ные со­бы­тия в её жизни от­да­ва­лись по­сто­ян­ной болью в серд­це, окра­си­ли мрач­ны­ми то­на­ми всё её су­ще­ство­ва­ние.

(3)  За­быть­ся было не­воз­мож­но.

(4)  Она хо­ди­ла в те­ат­ры, и там почти в каж­дой опере, в каж­дом ба­ле­те была жиз­нен­ная драма. (5)  Мир вечно раз­делён на два по­лю­са: жизнь и смерть. (6)  В эти по­ня­тия, между этими по­лю­са­ми в два ко­рот­ких слова вме­ща­лось всё.

(7)  В Тре­тья­ков­ке почти на по­ло­ви­не кар­тин изоб­ра­жа­лось что-⁠то груст­ное.

(8)  Од­на­ж­ды Лина пошла в зоо­парк. (9)  Но и тут ей не по­нра­ви­лось: жалко было по­про­ша­ек мед­ве­дей, зады у ко­то­рых были вы­тер­ты и голы от­то­го, что они часто на потеxy людям уса­жи­ва­лись и «слу­жи­ли» за кон­фет­ку, за кусок булки. (10)  Жалко сон­ных, по­лу­об­лез­лых хищ­ни­ков: они были со­всем-⁠со­всем не­страш­ны  — эти за­са­жен­ные в клет­ку клы­ка­стые звери.

(11)  Она ушла из зоо­пар­ка, по­бро­ди­ла по ули­цам, села на ска­мей­ку от­дох­нуть и стала огля­ды­вать­ся.

(12)  Гло­бус. (13)  Синий гло­бус, в жёлтом бле­стя­щем об­ру­че, карты неба, трас­сы спут­ни­ков. (14)  Лина до­га­да­лась: она по­па­ла в огра­ду Пла­не­та­рия.

(15)  «Пла­не­та­рий так Пла­не­та­рий, всё равно»,  — по­ду­ма­ла она и пошла вовнутрь зда­ния, ку­пи­ла билет. (16)  Экс­кур­со­во­ды рас­ска­зы­ва­ли о ме­тео­ри­тах, о смене дня и ночи, времён года на Земле, ре­бя­тиш­ки гла­зе­ли на ма­ке­ты спут­ни­ков и на ра­ке­ту. (17)  Вдоль кар­ни­зов тя­ну­лись изоб­ра­же­ния звёзд. (18)  Лина пошла на­верх и очу­ти­лась в ку­по­ле Пла­не­та­рия.

(19)  До­едая мо­ро­же­ное и по­ти­хонь­ку бро­сая бу­маж­ки под си­де­нья, люди ждали лек­ции.

(20)  Погас свет, и за­зву­чал голос лек­то­ра. (21)  Он рас­ска­зы­вал о Все­лен­ной. (22)  На небе Пла­не­та­рия по­яви­лись ки­но­кад­ры: пред­став­ле­ние древ­них людей о стро­е­нии мира, порт­ре­ты Га­ли­лея, Джор­да­но Бруно.

(23)  А по небу Пла­не­та­рия ле­те­ло не­бес­ное све­ти­ло  — солн­це. (24)  Солн­це, да­ю­щее всему жизнь. (25)  Оно про­хо­ди­ло по иг­ру­шеч­но­му небу, над иг­ру­шеч­ной Моск­вой, и само солн­це было иг­ру­шеч­ным.

(26)  И вдруг купол над ней зацвёл звёздами, и от­ку­да-⁠то с высот, на­рас­тая, ши­рясь и креп­чая, по­ли­лась му­зы­ка.

(27)  Лина слы­ша­ла эту му­зы­ку не раз. (28)  Она даже знала, что это му­зы­ка Чай­ков­ско­го, и на мгно­ве­ние уви­де­ла ска­зоч­ных ле­бе­дей и тёмную силу, под­сте­ре­га­ю­щую их. (29)  Нет, не для уми­ра­ю­щих ле­бе­дей была на­пи­са­на эта му­зы­ка. (30)  Му­зы­ка звёзд, му­зы­ка веч­ной жизни, она, как свет, воз­ник­ла где-⁠то в глу­би­нах ми­ро­зда­ния и ле­те­ла сюда, к Лине, долго-⁠долго ле­те­ла, может, доль­ше, чем звёздный свет.

(31)  Звёзды сияли, звёзды лу­чи­лись, бес­чис­лен­ные, вечно живые. (32)  Му­зы­ка на­би­ра­ла силу, му­зы­ка ши­ри­лась и взле­та­ла к небу всё выше, выше. (33)  Рождённый под этими звёздами че­ло­век по­сы­лал небу свой при­вет, сла­вил веч­ную жизнь и всё живое на Земле.

(34)  Му­зы­ка слов­но раз­ли­лась по всему небу, она до­стиг­ла самой далёкой звез­ды и гря­ну­ла на весь не­объ­ят­ный под­не­бес­ный мир.

(35)  Лине хо­те­лось вско­чить и крик­нуть:

—  (36)  Люди, звёзды, небо, я люблю вас!

(37)  Вски­нув руки, она при­под­ня­лась с си­де­нья и устре­ми­лась ввысь, по­вто­ряя за­кли­на­ние:

—  (38)  Жить! (39)  Жить!

* Аста­фьев Вик­тор Пет­ро­вич (1924–2001)  — рус­ский со­вет­ский пи­са­тель, автор ши­ро­ко из­вест­ных ро­ма­нов, по­ве­стей, рас­ска­зов.

(1)  Лина уже пол­ме­ся­ца жила в Москве. (2)  Гне­ту­щие и без­ра­дост­ные со­бы­тия в её жизни от­да­ва­лись по­сто­ян­ной болью в серд­це, окра­си­ли мрач­ны­ми то­на­ми всё её су­ще­ство­ва­ние.

(3)  За­быть­ся было не­воз­мож­но.

(4)  Она хо­ди­ла в те­ат­ры, и там почти в каж­дой опере, в каж­дом ба­ле­те была жиз­нен­ная драма. (5)  Мир вечно раз­делён на два по­лю­са: жизнь и смерть. (6)  В эти по­ня­тия, между этими по­лю­са­ми в два ко­рот­ких слова вме­ща­лось всё.

(7)  В Тре­тья­ков­ке почти на по­ло­ви­не кар­тин изоб­ра­жа­лось что-⁠то груст­ное.

(8)  Од­на­ж­ды Лина пошла в зоо­парк. (9)  Но и тут ей не по­нра­ви­лось: жалко было по­про­ша­ек мед­ве­дей, зады у ко­то­рых были вы­тер­ты и голы от­то­го, что они часто на потеxy людям уса­жи­ва­лись и «слу­жи­ли» за кон­фет­ку, за кусок булки. (10)  Жалко сон­ных, по­лу­об­лез­лых хищ­ни­ков: они были со­всем-⁠со­всем не­страш­ны  — эти за­са­жен­ные в клет­ку клы­ка­стые звери.

(11)  Она ушла из зоо­пар­ка, по­бро­ди­ла по ули­цам, села на ска­мей­ку от­дох­нуть и стала огля­ды­вать­ся.

(12)  Гло­бус. (13)  Синий гло­бус, в жёлтом бле­стя­щем об­ру­че, карты неба, трас­сы спут­ни­ков. (14)  Лина до­га­да­лась: она по­па­ла в огра­ду Пла­не­та­рия.

(15)  «Пла­не­та­рий так Пла­не­та­рий, всё равно»,  — по­ду­ма­ла она и пошла вовнутрь зда­ния, ку­пи­ла билет. (16)  Экс­кур­со­во­ды рас­ска­зы­ва­ли о ме­тео­ри­тах, о смене дня и ночи, времён года на Земле, ре­бя­тиш­ки гла­зе­ли на ма­ке­ты спут­ни­ков и на ра­ке­ту. (17)  Вдоль кар­ни­зов тя­ну­лись изоб­ра­же­ния звёзд. (18)  Лина пошла на­верх и очу­ти­лась в ку­по­ле Пла­не­та­рия.

(19)  До­едая мо­ро­же­ное и по­ти­хонь­ку бро­сая бу­маж­ки под си­де­нья, люди ждали лек­ции.

(20)  Погас свет, и за­зву­чал голос лек­то­ра. (21)  Он рас­ска­зы­вал о Все­лен­ной. (22)  На небе Пла­не­та­рия по­яви­лись ки­но­кад­ры: пред­став­ле­ние древ­них людей о стро­е­нии мира, порт­ре­ты Га­ли­лея, Джор­да­но Бруно.

(23)  А по небу Пла­не­та­рия ле­те­ло не­бес­ное све­ти­ло  — солн­це. (24)  Солн­це, да­ю­щее всему жизнь. (25)  Оно про­хо­ди­ло по иг­ру­шеч­но­му небу, над иг­ру­шеч­ной Моск­вой, и само солн­це было иг­ру­шеч­ным.

(26)  И вдруг купол над ней зацвёл звёздами, и от­ку­да-⁠то с высот, на­рас­тая, ши­рясь и креп­чая, по­ли­лась му­зы­ка.

(27)  Лина слы­ша­ла эту му­зы­ку не раз. (28)  Она даже знала, что это му­зы­ка Чай­ков­ско­го, и на мгно­ве­ние уви­де­ла ска­зоч­ных ле­бе­дей и тёмную силу, под­сте­ре­га­ю­щую их. (29)  Нет, не для уми­ра­ю­щих ле­бе­дей была на­пи­са­на эта му­зы­ка. (30)  Му­зы­ка звёзд, му­зы­ка веч­ной жизни, она, как свет, воз­ник­ла где-⁠то в глу­би­нах ми­ро­зда­ния и ле­те­ла сюда, к Лине, долго-⁠долго ле­те­ла, может, доль­ше, чем звёздный свет.

(31)  Звёзды сияли, звёзды лу­чи­лись, бес­чис­лен­ные, вечно живые. (32)  Му­зы­ка на­би­ра­ла силу, му­зы­ка ши­ри­лась и взле­та­ла к небу всё выше, выше. (33)  Рождённый под этими звёздами че­ло­век по­сы­лал небу свой при­вет, сла­вил веч­ную жизнь и всё живое на Земле.

(34)  Му­зы­ка слов­но раз­ли­лась по всему небу, она до­стиг­ла самой далёкой звез­ды и гря­ну­ла на весь не­объ­ят­ный под­не­бес­ный мир.

(35)  Лине хо­те­лось вско­чить и крик­нуть:

—  (36)  Люди, звёзды, небо, я люблю вас!

(37)  Вски­нув руки, она при­под­ня­лась с си­де­нья и устре­ми­лась ввысь, по­вто­ряя за­кли­на­ние:

—  (38)  Жить! (39)  Жить!

* Аста­фьев Вик­тор Пет­ро­вич (1924–2001)  — рус­ский со­вет­ский пи­са­тель, автор ши­ро­ко из­вест­ных ро­ма­нов, по­ве­стей, рас­ска­зов.