(1)  На ху­то­ре сон и ти­ши­на. (2)  Мы идём вдоль низ­ко­го, бе­ло­го под луной за­бо­ри­ка, по-юж­но­му сло­жен­но­го из плос­ко­го ди­ко­го камня. (3)  Такое чув­ство, слов­но и ро­дил­ся я здесь, и про­жил здесь жизнь, и те­перь воз­вра­ща­юсь домой.

(4)  Гром­ко стучу в раму окна. (5)  Не­че­го спать, раз мы вер­ну­лись. (6)  И сей­час же рас­па­хи­ва­ет­ся до­ща­тая дверь. (7)  Пан­чен­ко, ор­ди­на­рец мой, сон­ный, зе­ва­ю­щий, бо­си­ком стоит на по­ро­ге.

—  (8)  За­хо­ди­те, то­ва­рищ лей­те­нант.

(9)  Хо­ро­шо вот так ночью вер­нуть­ся с плац­дар­ма домой. (10)  Об этом не ду­ма­ешь там. (11)  Это здесь со всей силой чув­ству­ешь. (12)  Мне ни­ко­гда до войны не при­хо­ди­лось воз­вра­щать­ся домой после дол­гой раз­лу­ки. (13)  И уез­жать на­дол­го не при­хо­ди­лось. (14)  Пер­вый раз я уез­жал из дома в пи­о­нер­ский ла­герь, вто­рой раз я уез­жал уже на фронт. (15)  Но и тот, кто до войны воз­вра­щал­ся домой после дол­гой раз­лу­ки, не ис­пы­ты­вал тогда того, что ис­пы­ты­ва­ем мы сей­час. (16)  Они воз­вра­ща­лись со­ску­чив­ши­е­ся  — мы воз­вра­ща­ем­ся живые...

(17)  Сидя на под­окон­ни­ках, раз­вед­чи­ки смот­рят, как мы двое едим, и глаза у них доб­рые. (18)  А в углу стоит ши­ро­кая де­ре­вен­ская кро­вать. (19)  Белая на­во­лоч­ка, на­би­тая сеном, белая про­сты­ня. (20)  Мно­го­го не по­ни­ма­ли и не це­ни­ли до войны люди. (21)  Разве в мир­ное время по­ни­ма­ет че­ло­век, что такое чи­стые про­сты­ни? (22)  3а всю войну толь­ко в гос­пи­та­ле я спал на про­сты­нях, но тогда они не ра­до­ва­ли.

(23)  Я ло­жусь на свою цар­скую кро­вать, пах­ну­щую сеном и све­жим бельём, и про­ва­ли­ва­юсь, как в пух. (24)  Глаза сли­па­ют­ся, но едва задрёмываю, как, вздрог­нув, про­сы­па­юсь опять. (25)  Я про­сы­па­юсь от ти­ши­ны. (26)  Даже во сне я при­вык при­слу­ши­вать­ся к раз­ры­ву сна­ря­дов.

(27)  И лезут в го­ло­ву мысли о ре­бя­тах, остав­ших­ся на плац­дар­ме. (28)  3ажму­рюсь  — и опять всё это перед гла­за­ми: зем­лян­ка свя­зи­стов, в ко­то­рую по­па­ла бомба, до­ро­га в лесу и чёрные вы­со­ты, за­ня­тые нем­ца­ми...

(29)  Нет, я, ка­жет­ся, не усну. (30)  Осто­рож­но, чтоб не раз­бу­дить ребят, вы­хо­жу во двор, ак­ку­рат­но при­тво­рив дверь. (31)  Как тихо! (32)  Слов­но и нет войны на земле. (33)  Впе­ре­ди луна са­дит­ся за гли­ня­ную трубу, толь­ко кра­е­шек её све­тит­ся над кры­шей. (34)  И что-⁠то такое древ­нее, бес­ко­неч­ное в этом, ко­то­рое было до нас и после нас будет.

(35)  Я сижу на камне и вспо­ми­наю, как в школе сорок пять минут урока были длин­нее двух веков. (36)  Го­су­дар­ства воз­ни­ка­ли и ру­ши­лись, и нам ка­за­лось, что время до нас бе­жа­ло с уди­ви­тель­ной быст­ро­той и те­перь толь­ко пошло своим нор­маль­ным ходом. (37)  Впе­ре­ди у каж­до­го из нас была целая че­ло­ве­че­ская жизнь, из ко­то­рой мы про­жи­ли по че­тыр­на­дцать, пят­на­дцать лет.

(38)  Я воюю уже тре­тий год. (39)  Не­ужто и пре­жде годы были такие длин­ные?.. (40)  Воз­вра­ща­юсь в дом, укры­ва­юсь с го­ло­вой и, по­дро­жав под ши­не­лью, за­сы­паю.

* Ба­кла­нов Гри­го­рий Яко­вле­вич (1923–2009)  — пи­са­тель-⁠фрон­то­вик. Среди самых из­вест­ных про­из­ве­де­ний ав­то­ра  — по­весть «На­ве­ки  — де­вят­на­дца­ти­лет­ние», по­свящённая судь­бам мо­ло­дых пар­ней  — вче­раш­них школь­ни­ков, по­пав­ших на фронт.