(1)  Мама, когда я ещё не учил­ся в школе, ра­бо­та­ла ин­же­не­ром и много чер­ти­ла. (2)  Чер­те­жи были такие кра­си­вые, а её го­то­валь­ня с бле­стя­щи­ми шту­ка­ми была такая не­обык­но­вен­но при­тя­га­тель­ная, что я не мог прой­ти мимо. (3)  Ко­неч­но, меня от­лав­ли­ва­ли, не пус­ка­ли, но не­сколь­ко чер­те­жей я всё же ис­пор­тил, какие-то цир­ку­ли сло­мал.

—  (4)  Его явно тянет к точ­ным на­у­кам,  — серьёзно го­во­ри­ла мама отцу.

(5)  В школе сразу стало ясно, что меня к точ­ным на­у­кам не тянет. (6)  Я учил­ся очень сред­не. (7)  Мама го­во­ри­ла, что если я так про­дол­жу, то стану груз­чи­ком. (8)  Вы­ра­же­ние же лица отца в это время было таким, что я до­га­ды­вал­ся: он со­мне­ва­ет­ся, что мама го­во­рит прав­ду.

(9)  Ко­ро­че, про­фес­сия груз­чи­ка как пер­спек­тив­ная мною ни­ко­гда не рас­смат­ри­ва­лась.

(10)  Когда я учил­ся в стар­ших клас­сах, ро­ди­те­ли пре­по­да­ва­ли в уни­вер­си­те­те. (11)  Мама вела тер­мо­ди­на­ми­ку, а отец ра­бо­тал за­ве­ду­ю­щим ка­фед­рой на эко­но­ми­че­ском фа­куль­те­те.

(12)  Но ал­геб­ра, гео­мет­рия и фи­зи­ка по-⁠преж­не­му были са­мы­ми тёмными для меня пред­ме­та­ми. (13)  Ро­ди­те­ли сами по­ни­ма­ли, что по их сто­пам я не пойду, и даже не на­ме­ка­ли на это.

(14)  Какие воз­мож­но­сти у меня име­лись? (15)  Уни­вер­си­тет, ин­сти­тут куль­ту­ры и, ко­неч­но же, ме­ди­цин­ский.

(16)  Ме­ди­цин­ский мне все­гда нра­вил­ся. (17)  Во-⁠пер­вых, там пре­по­да­вал мой лю­би­мый дядя. (18)  Во-⁠вто­рых, там учил­ся мой тро­ю­род­ный брат, ко­то­рый мне тоже нра­вил­ся. (19)  Но как-⁠то пу­га­ла так на­зы­ва­е­мая ана­то­мич­ка. (20)  Я по­ни­мал: даже про­сто войти в зда­ние, где она на­хо­дит­ся, я не смогу.

(21)  Тогда я стал хо­дить в ин­сти­тут куль­ту­ры. (22)  Слу­шал и смот­рел вы­ступ­ле­ния сту­ден­че­ско­го хора, кон­цер­ты сту­ден­тов эст­рад­но­го от­де­ле­ния, спек­так­ли, по­став­лен­ные и сыг­ран­ные сту­ден­та­ми. (23)  Ко­неч­но, я тогда плохо раз­би­рал­ся в этом, но мерт­вен­ную скуку и ужа­са­ю­щую без­ра­дост­ность уви­ден­но­го чув­ство­вал. (24)  3апах «ана­то­мич­ки», ка­за­лось, пре­сле­до­вал меня, он ис­хо­дил там от всего: во всех вы­ступ­ле­ни­ях была видна не­нуж­ность про­ис­хо­дя­ще­го. (25)  Не­нуж­ность ни­ко­му! (26)  Ни вы­сту­па­ю­щим, ни зри­те­лям. (27)  Это от­сут­ствие на­деж­ды на ра­дость за­ста­ви­ло меня твёрдо от­ка­зать­ся от мысли по­сту­пить в ин­сти­тут куль­ту­ры.

(28)  Но я хотел... (29)  Не знаю, чего я хотел. (30)  Ни­че­го опре­делённого. (31)  Мне хо­те­лось быть сту­ден­том. (32)  Хо­те­лось учить­ся не очень труд­но и не очень скуч­но... (33)  Хо­те­лось весёлой, ин­те­рес­ной, на­сто­я­щей жизни. (34)  Глав­ное  — на­сто­я­щей, всем су­ще­ством  — жизни.

* Гриш­ко­вец Ев­ге­ний Ва­ле­рье­вич (род. в 1967 г.)  — со­вре­мен­ный рос­сий­ский пи­са­тель, дра­ма­тург, ре­жиссёр, актёр, му­зы­кант. Стал из­ве­стен после того, как в 1999 г. был удо­сто­ен на­ци­о­наль­ной те­ат­раль­ной пре­мии «Зо­ло­тая маска». Яв­ля­ет­ся ав­то­ром книг «Ру­баш­ка», «Реки», «Следы на мне», «Ас­фальт».